Когда была встреча на эльбе

Не Днепра, а Одера. – Да и Вислу форсировали, – сказал он. Он всё-таки был хоть чуть-чуть поразговорчивей, чем сельский. – Потом всяких французов, датчан выколупывали. – Как? – спросил я потрясенно. – Французы же наши союзники. – Да ладно, союзники, – отвечал он. – Какие там союзники, все они там повязаны. Европа вся сдалась немцам, они её не тронули, потом они им и отрабатывали. Ну-ка сравни Минск и Париж, чего от них осталось? – Но французское Сопротивление? – Было. Но раздули, – хладнокровно отвечал он. – У них по лагерям лафа, артисты ездили, нашим – смерть. Это, братишка, была война великая, но помогать они стали, притворяться, когда мы переломили Гитлеру хребет. Еще те сволочи, – неизвестно о ком сказал он. – Да вот хоть и американцы. Встреча на Эльбе, встреча на Эльбе – кукарекают. А что встреча? Вот я тебе про встречу расскажу. Мы пошли мая десятого-одиннадцатого по Берлину – уже везде американские часовые торчат, патрули американские, они большие мастера победу изображать. Зашли, сели в ресторане. Второй этаж. Внизу лужайка. В углу американцы гуляют, ржут. И чего-то в нашу сторону дали косяка, чего-то такое пошутили. Ну мы и выкинули их в окно. – Как? – спросил я потрясенно. – Выкинули в окно? Американцев? – Ну. Да там же лужайка, не камни же. Потом туда им столы выкинули и стулья. И велели официанту отнести чего закусить и выпить. – А... а дирекция ресторана? – Эти-то? Еще быстрее забегали. Мы так хорошо посидели. Серьезно посидели, – добавил он, – и пошли. И идем мимо американцев. Те вскакивают, честь отдают. Вот это встреча на Эльбе. С ними только так. А то сейчас развякались: дружба, дружба. Это с американцами-то? Да эти бы Макартуры и Эйзенхауэры первыми бы пошли давить нас, если бы Гитлер перевесил. Вот немцы могут быть друзьями, это да. Я был так потрясен этой крамольной мыслью, что зауважал фронтовика окончательно. Вот такие дела. И еще сорок лет прошло, протекло как песок в песочных часах. Живы ли вы – мои милые герои? Я вспоминаю вас и низко кланяюсь всем вам, моим отцам, спасшим Россию. И думаю: вы-то спасли, а мы продали. Продали, и нечего искать другого слова. Продали и предали. И вот я иду по оккупированной России, через витрины, заваленные западным химическим пойлом и куревом, отравленной пищей, лаковой порнографией, смотрю на лица, искалеченные мыслью о наживе, смотрю, как ползают на брюхе перед американской помощью экономисты, как политики гордятся тем, что их позвали

Их не то в госпиталь, не то на командный пункт, но потом он дезертировал, или, как у вас говорят, «ушел из-под своего знамени», и бросил американцев на произвол судьбы, а они, бедняги, не знали ни слова по-немецки и только все время неприлично ругались по-английски. Для нас это была встреча на Эльбе, вернее встреча на Эрфте, на жалкой речушке, которую можно было легко переплюнуть в буквальном смысле этого слова. Здесь они собирались создать пресловутый «фронт на Эрфте» – цепь укреплений между Рейном и западной границей. Десятилетний мальчишка, стоя на одном берегу, мог пустить струю на другой… В темноте мы пришли в этот сарай и в темноте же покинули его… Я увидел только большие крестьянские дворы и разложенные костры, на которых жарили и варили, увидел полузамерзших американцев. Мы лежали с ними рядом, и Борис тоже. Лени тогда неотступно следовала за Борисом, как девочка с семью парами железных башмаков и с семью дубинками. Надеюсь, вы помните эту замечательную сказку… Тьма кромешная, ноги облеплены глиной… Сядьте поближе, мой мальчик, не убирайте руку, очень приятно держать руку на пульсе другого… Я попал к немцам в плен уже в начале августа сорок первого. Не очень-то классно оказалось у вас в плену, мой мальчик… Мы шли не то три, не то четыре дня подряд через деревни, через поля и чуть не обезумели от жажды; когда мы видели колодец или маленькую речушку, то лизали пересохшие губы; о жратве мы вовсе перестали вспоминать. Потом всех нас, пять тысяч человек, загнали на скотный двор в каком-то колхозе; мы лежали под открытым небом и все еще подыхали от жажды, а когда наши собственные соотечественники, мирные жители, порывались дать нам попить и поесть, то их к нам не подпускали. Конвоиры тут же начинали пулять в этих добрых людей. А если кто-нибудь из нас поднимался к ним навстречу, они давали пулеметную очередь. Так-то, мой мальчик. И смельчаки падали. Как-то раз одна женщина послала к нам девчушку, наверное, лет пяти, не больше, с хлебом и молоком. Такая хорошенькая девчушка! Женщина, наверное, думала, что милую маленькую девчушку с кувшином молока и с хлебом не тронут… Но женщина ошиблась. Застрочил пулемет, и девчушка упала мертвая. Краюха хлеба так и осталась лежать в луже крови и молока. Нас гнали от Тарновки к Умани, от Умани к Иван-горе, от Иван-горы к Гайсину и к Виннице; на шестой день мы подошли к Жмеринке, потом нас погнали в Раково, недалеко от Проскурова, и здесь мы застряли; два раза в день нас потчевали жидким гороховым супом, баки с супом просто ставили на землю в толпу. И все к ним бросались, суп приходилось черпать руками, и если тебе вообще что-нибудь перепадало, то ты вылизывал еду, как собака… Иногда нам швыряли полусырую свеклу, капусту или картофель, те, кто ел эту гниль, маялись животом,

Сейчас впасть все.- Ну кто? — спросила Диана. Тишина. — КТО? — протянула кузина.- Диана — почти шепотом промолвила Лиза.- Вот сучка, как угадала — смеясь, спросила Диана. Саша, глянь, мне кажется, она подглядывает.- Да нет, повязка плотно сидит — ответил я. Давайте дальше, есть еще одна попытка у нас.Чтобы как то отвлечь Лизу, мы ей поправили повязку, попросили подняться и покрутили ее еще раз вокруг оси и снова усадили. С сестрой знаками договорились, что сейчас целуем ее попеременно. Я вытянул ее ножку и поцеловал ее в большой пальчик, далее перешел на средний, потом уже не целовал, а обсасывал эти пальчики.Сестренка глядя на меня действовала параллельно, только не так может быть страстно. Я попросил Лизу раздвинуть ноги как можно шире, она без труда, чуть ли ни сев на шпагат. Мы с сестрой продолжили, я дорожками поцелуев двигался по левой ноге, Диана по правой. Угадывать, кто здесь целует, не было необходимости, с двух сторон могли целовать только двое. Поэтому наша цель была уже довершить начатое. Лиза была как вулкан, она готова была взорваться в любую секунду, оставалось лишь нам нажать на нужную кнопку. Как встреча на Эльбе мы остановились, добравшись до ее трусов. Понимая, что тянуть нет никакого смысла, я оттянул края ее трусишек и начал ласкать ее левую сторону писечки, Диана тоже самое начала проделывать со второй ее половинкой. Наши язычки буквально как пропеллеры кружили по ее промежности, когда я просовывал свой язычок добираясь до ее клитора, Дианин в этот время облизывал ее выпуклости. Потом мы менялись.Не прошло и минуты, как Лиза вцепилась мне в голову, прижимая ее как можно сильнее к промежности и забилась в судороге, что-то звериное было в этих движениях, она как будто выла или скулила. Вот, наконец, и вулкан извергал свою лаву, трусишки быстро намокали от ее соков.Дав ей немного придти в себя, мы с сестрой налили по бокалу вина и продолжили уже гладить друг друга. Я залез ей в трусики и пальчиками водил вдоль ложбинок, она же сквозь трусы наглаживала мой член. От всего проделанного с Лизой мы были на пределе, нам тоже не хватало небольшого толчка, чтобы оргазм настиг и нас. Но сестра убрала мою руку и тут же отстранила свою. Потом наклонилась и прошептала мне в ухо, чтобы она хотела, чтобы я загадал следующим желанием.По сути, мое желание было желанием сестры, но оно на 200% совпадало с моими. Лиза сняла повязку и чмокнула нас в щечки, сказав при этом, что ей никогда так не было хорошо. При этом чувствовалось, что она уже гораздо раскрепощеннее и не стесняется ни себя в таком виде, ни меня с колом в трусах.- Не обольщайся подруга, ты не выполнила еще одно желание — похотливо протянула сестренка.- Лиза, следующее желание похоже на предыдущее, но только теперь целовать придется тебе. Мы будем подставлять части тела, ты целуешь, пробуешь язычком, все то, чтобы понять, но только ртом, без рук. Десять угадываний и ты свободна — обозначил условия я.- Хорошо — ответила Лиза. Выпила почти залпом полбокала вина, натянула заново повязку. Мы попросили ее встать на колени, подложили ей маленькую подушку под