Сон веры павловны порнорассказ

В романе Чернышевского "Что делать?" автор описывает несколько сновидений, которые видит главная героиня Вера Павловна. Ниже читайте текст эпизода "Третий сон Веры Павловны" из романа "Что делать?" (фрагмент, отрывок). Краткое содержание третьего сна Веры Павловны смотрите здесь. Читайте также: Третий сон Веры Павловны (текст)(глава 3 подглава XIX "Третий cон Веры Павловны") И снится Вере Павловне сон:«После чаю, поболтавши с «миленьким», пришла она в своюкомнату и прилегла, – не спать, спать еще рано, куда же, только ещеполовина девятого, нет, она еще не раздевалась, – а только так, леглачитать. Вот она и читает на своей кроватке, только книга опускается от глаз, идумается Вере Павловне: «Что это, в последнее время стало мне несколько скучноиногда? или это не скучно, а так? да, это не скучно, а только я вспомнила, чтоныне я хотела ехать в оперу, да этот Кирсанов, такой невнимательный, позднопоехал за билетом: будто не знает, что, когда поет Бозио, то нельзя в 11 часов достатьбилетов в 2 рубля. Конечно, его нельзя винить: ведь он до 5 часов работал,наверное до 5, хоть и не признался… а все‑таки он виноват. Нет, вперед лучшебуду просить «миленького» брать билеты и в оперу ездить буду с миленьким:миленький никогда этого не сделает, чтоб я осталась без билета, а ездить сомною он всегда будет рад, ведь он у меня такой милый, мой миленький. А черезэтого Кирсанова пропустила «Травиату!» – это ужасно! Я бы «каждыйвечер была в опере, если бы каждый вечер была опера – какая‑нибудь, хоть бысама по себе плохая, с главною ролью Бозио. Если б у меня был такой голос, каку Бозио, я, кажется, целый день пела бы. А если бы познакомиться с нею? Как быэто сделать? Этот артиллерист хорош с Тамберликом, нельзя личерез него? Нет, нельзя. Да и какая смешная мысль! Зачем знакомиться с Бозио?разве она станет петь для меня? Ведь она должна беречь свой голос.«А когда ж

Если Вы не читали "Первый сон Веры Павловны, или Маленькая Вера-1. Измена", то можете его и не читать. Эти рассказы, как "мыльные оперы", как сериалы по TV, можно пропустить несколько серий, и ничего не потеряешь. Но если уж Вам приспичило прочитать "Первый сон: ", то флаг Вам в руки и хрен Вам в ж: , ну, Вы сами знаете, куда. Вообще, хотя "Первый сон: " и отнесен в категорию ИЗМЕНА, но его можно было отнести с таким же успехом к категориям А В ПОПКУ ЛУЧШЕ, ГОМОСЕКСУАЛЫ и БИСЕКСУАЛЫ, так как один из героев, Рахметов, поимел Веру, а потом за это получил в попу от ее мужа, Лопухова, чем, впрочем остались довольны обе стороны. А вот "Второй сон: ", как видите, отнесен в категорию ЛЕСБИЯНКИ. Хотя и его можно было бы отнести к категории А В ПОПКУ ЛУЧШЕ. Вы увидите, что и здесь кое-кто получит в попу, но это пока что тайна. Подруга Верочки, Наташа, о которой упоминалось в "Первом сне: ", была неисправимой лесбиянкой. Она часто смущала Веру своими рассказами о чисто женском сексе, о нежных грудях, бедрах, животах, сладких губках (нижних и верхних) , противопоставляя их грубым телам самцов. Постепенно в сознании Веры появилось желание попробовать лесби. Тут-то и подоспел второй сон Веры Павловны. Вот он, без прикрас: : : : : : : : : : : : : : ... "Верочка гуляет с Наташей в парке. Холодно, дует сильный ветер, небо хмурится, того и гляди дождь пойдет. Вера жалуется подруге, что замерзла. Наташа крепко обнимает ее и

"Сон смешного человека" Достоевского и "Четвертый сон Веры Павловны" Чернышевского.(Статья является разделом монографии В. Сердюченко "Достоевский и Чернышевский. Единство крайностей", Москва-Львов, 1999. В полном (бумажном) объеме монографию можно приобрести по адресу: 290040 Львов-Украина, ул. Каховская. 8, кв. 9, тел. 624822, Е-майл: [email protected] Сердюченко Валерий Леонидович.)Чернышевский и Достоевский занимают в русской литературе исключительное место по обилию в их наследии футурологических прогнозов и картин идеального будущего. Определение Горьким русского реализма как "критического" применимо к Достоевскому и Чернышевскому лишь с принципиальными оговорками. Если в русской литературе 19 века положительный идеал выносился за скобки изображаемой действительности и мыслился читателем "от обратного", то у Достоевского и Чернышевского он имплантирован в художественную ткань повествования. У Чернышевского это идеальные семейные союзы, мастерские и коммуны Веры Павловны, у Достоевского - его "зосимовские" персонажи, магически влияющие на окружающее. Далее, Достоевскому и Чернышевскому принадлежат две наиболее значительные в русском 19 столетии художественно-литературные утопии - Четвертый сон Веры Павловны и "Сон смешного человека". В этих утопиях писатели выразили свои представления об окончательном и завершенном человеческом абсолюте, о человечестве "после истории". Из их "Снов" явствует, насколько радикальной была уверенность Достоевского и Чернышевского в том, что "все действительное - неразумно" и что преобразование этого неразумного мира в мир должный, гармонический предполагает подобие антропологической революции. В обоих случаях перед нами картина некой коммунистической Икарии, хорового единства всех со всеми. Барьеры между людьми преодолены до такой степени, что растворены даже узы семьи и брака. В "Сне" Достоевского "дети были детьми всех, потому что все составляли общую семью" (Д, 25, 113), у Чернышевского о детях не упоминается вовсе. Чувство ревности в обоих случаях полностью атрофировано. У утопийцев Достоевского "не было ревности, и они не понимали даже, что это такое" (там же), у Чернышевского - свободная любовь, регулируемая исключительно взаимным духовно-физическим влечением (1). Болезни, старость, смерть на страницах утопии Достоевского упоминаются, но как психологически преодоленные: "Старики их умирали тихо, как бы засыпая, окруженные прощавшимися с ними людьми, благословляя их, улыбаясь им и сами напутствуемые их светлыми улыбками" (Д, 25, 114). В "Сне" Чернышевского вообще никто не болеет и не умирает; во всяком случае об этом ничего не говорится. (Говорится в утопических включениях его дневников, но также, как о чем-то преодоленном: "Болезнь и смерть,- те, верно, останутся, хотя слабее, чем теперь" (Ч, 1, 253). Следует вообще подчеркнуть, что в своих мечтаниях об идеальном будущем и Чернышевский, и Достоевский доходили до таких максималистских предположений, которые вообще не могли быть переданы в образной реалистической форме и остались поэтому за пределами